Пав­ло­дар — се­ве­ро-во­сточ­ный ка­зах­стан­ский город, рас­ки­нув­ший­ся на бе­ре­гу Ир­ты­ша. Если вы пла­ни­ру­е­те по­се­тить его, вам стоит взгля­нуть на самые кра­си­вые и ин­те­рес­ные до­сто­при­ме­ча­тель­но­сти Пав­ло­да­ра.

Mечеть имени Ма­ш­х­у­ра Жу­су­па пред­став­ля­ет собой ве­ли­ко­леп­ное зда­ние в цен­тре го­ро­да, об­рам­лен­ное жи­во­пис­ной обла­го­ро­жен­ной тер­ри­то­ри­ей. Бла­го­да­ря музею при ме­че­ти можно узнать много но­во­го о не­про­стом ис­то­ри­че­ском пути ка­за­хов.

Hабе­реж­ная Ир­ты­ша — жи­во­пис­ное место, по ко­то­ро­му при­ят­но про­гу­лять­ся и по­на­блю­дать за кра­со­той реки и окру­жа­ю­щей при­ро­ды. На­бе­реж­ная обо­ру­до­ва­на для по­се­ще­ния в любое время года. Здесь есть кра­си­вые тро­туа­ры, фо­на­ри и ла­воч­ки, пляж­ная зона и места для за­ня­тий зим­ним спор­том. Обя­за­тель­но по­се­ти­те на­бе­реж­ную два­жды: при свете дня и ве­че­ром, когда всѐ об­рам­ле­но кра­си­вой под­свет­кой.

Лю­би­те­ли ли­те­ра­ту­ры и ис­кус­ства могут по­бы­вать в Доме-музее вы­да­ю­ще­го­ся поэта ХХ века Павла Ва­си­лье­ва, где смо­гут уви­деть ку­пе­че­скую горку, вен­ские сту­лья, ста­рин­ные часы, прял­ку и даже ге­рань, вос­пе­тую Пав­лом Ва­си­лье­вом в про­из­ве­де­ни­ях.

Eсли ин­те­ре­су­е­тесь мест­ной ис­то­ри­ей, то ис­то­ри­ко-кра­е­вед­че­ский музей имени По­та­ни­на — на­сто­я­щая на­ход­ка. Его изю­мин­ка в том, что все экс­по­зи­ции ин­те­рес­ны и уни­каль­ны. Здесь есть мно­же­ство ар­те­фак­тов, карт, ди­о­рам и про­чих лю­бо­пыт­ных экс­по­на­тов, ко­то­рые дадут вам об­шир­ные по­зна­ния о крае.

Eще один музей, ко­то­рый обя­за­тель­но нужно по­се­тить, — музей во­ин­ской славы. Он при­от­кры­ва­ет перед по­се­ти­те­ля­ми во­ен­ную ис­то­рию Пав­ло­да­ра и его роль в кон­тек­сте мас­штаб­ных во­ен­ных со­бы­тий. Музей ре­ко­мен­ду­ет­ся по­се­тить не толь­ко ис­то­ри­кам и тем, кто не­по­сред­ствен­но ин­те­ре­су­ет­ся во­ин­ским делом, но и людям, же­ла­ю­щим по­чтить па­мять по­гиб­ших со­оте­че­ствен­ни­ков и пред­ков.

A в каком еще музее можно по­бы­вать тем, кто ищет как можно боль­ше куль­тур­но­го до­су­га?

Pеко­мен­ду­ем по­се­тить Пав­ло­дар­ский об­ласт­ной ху­до­же­ствен­ный музей. Бла­го­да­ря ме­ня­ю­щим­ся экс­по­зи­ци­ям, в нем ни­ко­гда не бы­ва­ет скуч­но. Не­важ­но, впер­вые вы в Пав­ло­да­ре или нет, музей ис­кусств точно

уди­вит и оста­вит при­ят­ные впе­чат­ле­ния от со­че­та­ния клас­си­ки и со­вре­мен­но­сти.

Oбласт­ной дра­ма­ти­че­ский театр имени А. П. Че­хо­ва по­ко­рит осо­бым ко­ло­ри­том. По­ми­мо ин­те­рес­но­го ре­пер­ту­а­ра, вас при­ят­но уди­вит ка­че­ство ак­тер­ской игры, ко­то­рое вы­со­ко оце­ни­ва­ют мест­ные жи­те­ли и за­ез­жие те­ат­ра­лы.

Hе зна­е­те, куда схо­дить в Пав­ло­да­ре, чтобы раз­влечь­ся? От­прав­ляй­тесь в тор­го­во-раз­вле­ка­тель­ный центр, в ко­то­ром есть всѐ для ин­те­рес­но­го до­су­га и шо­пин­га. По­ми­мо про­дук­то­во­го ма­га­зи­на и мно­же­ства бу­ти­ков, в ТЦ на­хо­дит­ся ки­но­те­атр, бо­улинг и от­лич­ный каток. Также на тер­ри­то­рии тор­го­во-раз­вле­ка­тель­но­го ком­плек­са есть фуд­корт, на ко­то­ром при­ят­но от­дох­нуть и пе­ре­ку­сить в пе­ре­ры­ве между ак­тив­ным до­су­гом.

Хо­ти­те от­дох­нуть на све­жем воз­ду­хе — по­ез­жай­те в «Зе­ле­ную рощу». Это место стоит по­се­тить в зим­нее время года, ведь здесь все обо­ру­до­ва­но для ка­та­ния на лыжах, сно­убор­дах и сан­ках. В пе­ре­ры­вах между раз­вле­че­ни­я­ми можно пе­ре­ку­сить, лю­бу­ясь окру­жа­ю­щей при­ро­дой и на­сла­жда­ясь ве­се­лым гулом люд­ской толпы.

Город Пав­ло­дар пре­кра­сен в любую пору года и все­гда ждет ту­ри­стов с рас­про­стер­ты­ми объ­я­тья­ми.

Пав­ло­дар — се­ве­ро-во­сточ­ный ка­зах­стан­ский город, рас­ки­нув­ший­ся на бе­ре­гу Ир­ты­ша. Если вы пла­ни­ру­е­те по­се­тить его, вам стоит взгля­нуть на самые кра­си­вые и ин­те­рес­ные до­сто­при­ме­ча­тель­но­сти Пав­ло­да­ра.

Mечеть имени Ма­ш­х­у­ра Жу­су­па пред­став­ля­ет собой ве­ли­ко­леп­ное зда­ние в цен­тре го­ро­да, об­рам­лен­ное жи­во­пис­ной обла­го­ро­жен­ной тер­ри­то­ри­ей. Бла­го­да­ря музею при ме­че­ти можно узнать много но­во­го о не­про­стом ис­то­ри­че­ском пути ка­за­хов.

Hабе­реж­ная Ир­ты­ша — жи­во­пис­ное место, по ко­то­ро­му при­ят­но про­гу­лять­ся и по­на­блю­дать за кра­со­той реки и окру­жа­ю­щей при­ро­ды. На­бе­реж­ная обо­ру­до­ва­на для по­се­ще­ния в любое время года. Здесь есть кра­си­вые тро­туа­ры, фо­на­ри и ла­воч­ки, пляж­ная зона и места для за­ня­тий зим­ним спор­том. Обя­за­тель­но по­се­ти­те на­бе­реж­ную два­жды: при свете дня и ве­че­ром, когда всѐ об­рам­ле­но кра­си­вой под­свет­кой.

Лю­би­те­ли ли­те­ра­ту­ры и ис­кус­ства могут по­бы­вать в Доме-музее вы­да­ю­ще­го­ся поэта ХХ века Павла Ва­си­лье­ва, где смо­гут уви­деть ку­пе­че­скую горку, вен­ские сту­лья, ста­рин­ные часы, прял­ку и даже ге­рань, вос­пе­тую Пав­лом Ва­си­лье­вом в про­из­ве­де­ни­ях.

Eсли ин­те­ре­су­е­тесь мест­ной ис­то­ри­ей, то ис­то­ри­ко-кра­е­вед­че­ский музей имени По­та­ни­на — на­сто­я­щая на­ход­ка. Его изю­мин­ка в том, что все экс­по­зи­ции ин­те­рес­ны и уни­каль­ны. Здесь есть мно­же­ство ар­те­фак­тов, карт, ди­о­рам и про­чих лю­бо­пыт­ных экс­по­на­тов, ко­то­рые дадут вам об­шир­ные по­зна­ния о крае.

Eще один музей, ко­то­рый обя­за­тель­но нужно по­се­тить, — музей во­ин­ской славы. Он при­от­кры­ва­ет перед по­се­ти­те­ля­ми во­ен­ную ис­то­рию Пав­ло­да­ра и его роль в кон­тек­сте мас­штаб­ных во­ен­ных со­бы­тий. Музей ре­ко­мен­ду­ет­ся по­се­тить не толь­ко ис­то­ри­кам и тем, кто не­по­сред­ствен­но ин­те­ре­су­ет­ся во­ин­ским делом, но и людям, же­ла­ю­щим по­чтить па­мять по­гиб­ших со­оте­че­ствен­ни­ков и пред­ков.

A в каком еще музее можно по­бы­вать тем, кто ищет как можно боль­ше куль­тур­но­го до­су­га?

Pеко­мен­ду­ем по­се­тить Пав­ло­дар­ский об­ласт­ной ху­до­же­ствен­ный музей. Бла­го­да­ря ме­ня­ю­щим­ся экс­по­зи­ци­ям, в нем ни­ко­гда не бы­ва­ет скуч­но. Не­важ­но, впер­вые вы в Пав­ло­да­ре или нет, музей ис­кусств точно

уди­вит и оста­вит при­ят­ные впе­чат­ле­ния от со­че­та­ния клас­си­ки и со­вре­мен­но­сти.

Oбласт­ной дра­ма­ти­че­ский театр имени А. П. Че­хо­ва по­ко­рит осо­бым ко­ло­ри­том. По­ми­мо ин­те­рес­но­го ре­пер­ту­а­ра, вас при­ят­но уди­вит ка­че­ство ак­тер­ской игры, ко­то­рое вы­со­ко оце­ни­ва­ют мест­ные жи­те­ли и за­ез­жие те­ат­ра­лы.

Hе зна­е­те, куда схо­дить в Пав­ло­да­ре, чтобы раз­влечь­ся? От­прав­ляй­тесь в тор­го­во-раз­вле­ка­тель­ный центр, в ко­то­ром есть всѐ для ин­те­рес­но­го до­су­га и шо­пин­га. По­ми­мо про­дук­то­во­го ма­га­зи­на и мно­же­ства бу­ти­ков, в ТЦ на­хо­дит­ся ки­но­те­атр, бо­улинг и от­лич­ный каток. Также на тер­ри­то­рии тор­го­во-раз­вле­ка­тель­но­го ком­плек­са есть фуд­корт, на ко­то­ром при­ят­но от­дох­нуть и пе­ре­ку­сить в пе­ре­ры­ве между ак­тив­ным до­су­гом.

Хо­ти­те от­дох­нуть на све­жем воз­ду­хе — по­ез­жай­те в «Зе­ле­ную рощу». Это место стоит по­се­тить в зим­нее время года, ведь здесь все обо­ру­до­ва­но для ка­та­ния на лыжах, сно­убор­дах и сан­ках. В пе­ре­ры­вах между раз­вле­че­ни­я­ми можно пе­ре­ку­сить, лю­бу­ясь окру­жа­ю­щей при­ро­дой и на­сла­жда­ясь ве­се­лым гулом люд­ской толпы.

Город Пав­ло­дар пре­кра­сен в любую пору года и все­гда ждет ту­ри­стов с рас­про­стер­ты­ми объ­я­тья­ми.

Зна­е­те ли вы, что в кре­стьян­ских се­мьях на Руси детей очень рано при­уча­ли к от­вет­ствен­но­сти и си­сте­ма­ти­че­ско­му труду? Это было од­но­вре­мен­но и глав­ным во­про­сом вос­пи­та­ния, и за­ло­гом вы­жи­ва­ния.

Самое глав­ное  — под­ход к своим на­след­ни­кам в на­род­ной среде был не про­сто стро­гим, а очень стро­гим. И имен­но на пер­вых годах жизни ребёнка взрос­лые ви­де­ли залог того, каким че­ло­ве­ком он ста­нет. Ав­то­ри­тет ма­те­ри с отцом в кре­стьян­ских се­мьях был не­пре­ре­ка­ем. Обыч­но ро­ди­те­ли были едины во взгля­дах на вос­пи­та­ние и обя­зан­но­сти чада, а если даже в чём-то и не были между собой со­глас­ны, то ни­ко­гда не де­мон­стри­ро­ва­ли этого пуб­лич­но. По­это­му у ребёнка не было шан­сов «пе­ре­тя­нуть» од­но­го из ро­ди­те­лей на свою сто­ро­ну. Обыч­но по­ру­че­ния между до­мо­чад­ца­ми рас­пре­де­ля­лись гла­вой се­мей­ства в при­каз­ном тоне, и никто не пе­ре­чил ему в ответ. В то же время за успеш­но вы­пол­нен­ное за­да­ние ребёнка все­гда хва­ли­ли и по­ощ­ря­ли, вся­че­ски подчёрки­вая, что он принёс поль­зу всей семье. Так с малых лет фор­ми­ро­ва­лось чув­ство от­вет­ствен­но­сти перед до­мо­чад­ца­ми.

(по ма­те­ри­а­лам Ин­тер­не­та, 156 слов)

Зна­е­те ли вы, что в кре­стьян­ских се­мьях на Руси детей очень рано при­уча­ли к от­вет­ствен­но­сти и си­сте­ма­ти­че­ско­му труду? Это было од­но­вре­мен­но и глав­ным во­про­сом вос­пи­та­ния, и за­ло­гом вы­жи­ва­ния.

Самое глав­ное  — под­ход к своим на­след­ни­кам в на­род­ной среде был не про­сто стро­гим, а очень стро­гим. И имен­но на пер­вых годах жизни ребёнка взрос­лые ви­де­ли залог того, каким че­ло­ве­ком он ста­нет. Ав­то­ри­тет ма­те­ри с отцом в кре­стьян­ских се­мьях был не­пре­ре­ка­ем. Обыч­но ро­ди­те­ли были едины во взгля­дах на вос­пи­та­ние и обя­зан­но­сти чада, а если даже в чём-то и не были между собой со­глас­ны, то ни­ко­гда не де­мон­стри­ро­ва­ли этого пуб­лич­но. По­это­му у ребёнка не было шан­сов «пе­ре­тя­нуть» од­но­го из ро­ди­те­лей на свою сто­ро­ну. Обыч­но по­ру­че­ния между до­мо­чад­ца­ми рас­пре­де­ля­лись гла­вой се­мей­ства в при­каз­ном тоне, и никто не пе­ре­чил ему в ответ. В то же время за успеш­но вы­пол­нен­ное за­да­ние ребёнка все­гда хва­ли­ли и по­ощ­ря­ли, вся­че­ски подчёрки­вая, что он принёс поль­зу всей семье. Так с малых лет фор­ми­ро­ва­лось чув­ство от­вет­ствен­но­сти перед до­мо­чад­ца­ми.

(по ма­те­ри­а­лам Ин­тер­не­та, 156 слов)

Зна­е­те ли вы, что в кре­стьян­ских се­мьях на Руси детей очень рано при­уча­ли к от­вет­ствен­но­сти и си­сте­ма­ти­че­ско­му труду? Это было од­но­вре­мен­но и глав­ным во­про­сом вос­пи­та­ния, и за­ло­гом вы­жи­ва­ния.

Самое глав­ное  — под­ход к своим на­след­ни­кам в на­род­ной среде был не про­сто стро­гим, а очень стро­гим. И имен­но на пер­вых годах жизни ребёнка взрос­лые ви­де­ли залог того, каким че­ло­ве­ком он ста­нет. Ав­то­ри­тет ма­те­ри с отцом в кре­стьян­ских се­мьях был не­пре­ре­ка­ем. Обыч­но ро­ди­те­ли были едины во взгля­дах на вос­пи­та­ние и обя­зан­но­сти чада, а если даже в чём-то и не были между собой со­глас­ны, то ни­ко­гда не де­мон­стри­ро­ва­ли этого пуб­лич­но. По­это­му у ребёнка не было шан­сов «пе­ре­тя­нуть» од­но­го из ро­ди­те­лей на свою сто­ро­ну. Обыч­но по­ру­че­ния между до­мо­чад­ца­ми рас­пре­де­ля­лись гла­вой се­мей­ства в при­каз­ном тоне, и никто не пе­ре­чил ему в ответ. В то же время за успеш­но вы­пол­нен­ное за­да­ние ребёнка все­гда хва­ли­ли и по­ощ­ря­ли, вся­че­ски подчёрки­вая, что он принёс поль­зу всей семье. Так с малых лет фор­ми­ро­ва­лось чув­ство от­вет­ствен­но­сти перед до­мо­чад­ца­ми.

(по ма­те­ри­а­лам Ин­тер­не­та, 156 слов)

(1) Ox, да и тоск­ли­во же быв­ше­му фрон­то­ви­ку бро­дить по Кар­тун­ско­му бору. Какая-то земля здесь такая, что во­сем­на­дца­тый год со­хра­ня­ют­ся, лишь чуть об­ва­ли­лись, не то что по­ло­сы тран­шей, не то что ог­не­вые по­зи­ции пушек — но от­дель­ная стрел­ко­вая ячей­ка ма­лень­кая, где не­ве­до­мый сол­дат хо­ро­нил свое боль­шое тело в из­мыз­ган­ной ко­рот­кой ши­нель­ке. Брёвна с блин­даж­ных пе­ре­кры­тий за эти годы, ко­неч­но, рас­та­щи­ли, а ямы оста­лись ясные.

(2) Хоть в этом самом бору я не во­е­вал, а рядом, в стрел­ко­вых вой­сках, в таком же. Хожу от блин­да­жа к блин­да­жу, со­об­ра­жаю, где что могло быть, и вдруг у од­но­го блин­да­жа, у вы­хо­да, на­тал­ки­ва­юсь на ста­рое, во­сем­на­дцать лет ле­жа­лое, а и до тех во­сем­на­дца­ти уже от­слу­жив­шее ведро.

(3) Оно уж тогда было худое, в первую во­ен­ную зиму. Может из де­рев­ни сго­рев­шей под­хва­тил его со­об­ра­зи­тель­ный сол­да­тик да стен­ки ко дну ещё на конус смял и при­ла­дил его пе­ре­хо­дом от же­стя­ной печки в трубу. Вот в этом самом блин­да­же в ту тре­вож­ную зиму, дней де­вя­но­сто, а может сто пять­де­сят, когда фронт тут оста­но­вил­ся, гнало худое ведро через себя дым. Оно на­ка­ля­лось шибко, от него руки грели, и хлеб близ него под­ру­мя­ни­ва­ли. Сколь­ко дыму через себя ведро про­пу­сти­ло — столь­ко и мыс­лей не­вы­ска­зан­ных, писем не­на­пи­сан­ных от людей.

(4) А потом как-ни­будь утром, при весёлом сол­ныш­ке, бо­е­вой по­ря­док ме­ня­ли, блин­даж бро­са­ли, ко­ман­дир то­ро­пил свою ко­ман­ду — «ну! ну!» — ор­ди­на­рец печку по­ру­шил, втис­нул ее всю на ма­ши­ну, и ко­ле­на все, а ху­до­му ведру места не на­шлось. «Брось ты его, за­ра­зу! — стар­ши­на крик­нул. — Там дру­гое найдёшь!» Ехать было да­ле­ко, да и дело уж к весне по­во­ра­чи­ва­ло, по­сто­ял ор­ди­на­рец с худым вед­ром, вздох­нул — и опу­стил его у входа. И все за­сме­я­лись.

(5) С тех пор и брёвна с блин­да­жа со­дра­ли, и сто­лик — а худое вер­ное ведро так и оста­лось у сво­е­го блин­да­жа.

(6) Стою над ним, на­хлы­ну­ло. Ре­бя­та чи­стые, дру­зья фрон­то­вые! Чем были живы мы и на что на­де­я­лись, и самая друж­ба наша бес­ко­рыст­ная про­шло всё дымом, и ни­ко­гда уж боль­ше не слу­жить этому ржа­во­му, за­бы­то­му...

(1) Ox, да и тоск­ли­во же быв­ше­му фрон­то­ви­ку бро­дить по Кар­тун­ско­му бору. Какая-то земля здесь такая, что во­сем­на­дца­тый год со­хра­ня­ют­ся, лишь чуть об­ва­ли­лись, не то что по­ло­сы тран­шей, не то что ог­не­вые по­зи­ции пушек — но от­дель­ная стрел­ко­вая ячей­ка ма­лень­кая, где не­ве­до­мый сол­дат хо­ро­нил свое боль­шое тело в из­мыз­ган­ной ко­рот­кой ши­нель­ке. Брёвна с блин­даж­ных пе­ре­кры­тий за эти годы, ко­неч­но, рас­та­щи­ли, а ямы оста­лись ясные.

(2) Хоть в этом самом бору я не во­е­вал, а рядом, в стрел­ко­вых вой­сках, в таком же. Хожу от блин­да­жа к блин­да­жу, со­об­ра­жаю, где что могло быть, и вдруг у од­но­го блин­да­жа, у вы­хо­да, на­тал­ки­ва­юсь на ста­рое, во­сем­на­дцать лет ле­жа­лое, а и до тех во­сем­на­дца­ти уже от­слу­жив­шее ведро.

(3) Оно уж тогда было худое, в первую во­ен­ную зиму. Может из де­рев­ни сго­рев­шей под­хва­тил его со­об­ра­зи­тель­ный сол­да­тик да стен­ки ко дну ещё на конус смял и при­ла­дил его пе­ре­хо­дом от же­стя­ной печки в трубу. Вот в этом самом блин­да­же в ту тре­вож­ную зиму, дней де­вя­но­сто, а может сто пять­де­сят, когда фронт тут оста­но­вил­ся, гнало худое ведро через себя дым. Оно на­ка­ля­лось шибко, от него руки грели, и хлеб близ него под­ру­мя­ни­ва­ли. Сколь­ко дыму через себя ведро про­пу­сти­ло — столь­ко и мыс­лей не­вы­ска­зан­ных, писем не­на­пи­сан­ных от людей.

(4) А потом как-ни­будь утром, при весёлом сол­ныш­ке, бо­е­вой по­ря­док ме­ня­ли, блин­даж бро­са­ли, ко­ман­дир то­ро­пил свою ко­ман­ду — «ну! ну!» — ор­ди­на­рец печку по­ру­шил, втис­нул ее всю на ма­ши­ну, и ко­ле­на все, а ху­до­му ведру места не на­шлось. «Брось ты его, за­ра­зу! — стар­ши­на крик­нул. — Там дру­гое найдёшь!» Ехать было да­ле­ко, да и дело уж к весне по­во­ра­чи­ва­ло, по­сто­ял ор­ди­на­рец с худым вед­ром, вздох­нул — и опу­стил его у входа. И все за­сме­я­лись.

(5) С тех пор и брёвна с блин­да­жа со­дра­ли, и сто­лик — а худое вер­ное ведро так и оста­лось у сво­е­го блин­да­жа.

(6) Стою над ним, на­хлы­ну­ло. Ре­бя­та чи­стые, дру­зья фрон­то­вые! Чем были живы мы и на что на­де­я­лись, и самая друж­ба наша бес­ко­рыст­ная про­шло всё дымом, и ни­ко­гда уж боль­ше не слу­жить этому ржа­во­му, за­бы­то­му...

(1) Ox, да и тоск­ли­во же быв­ше­му фрон­то­ви­ку бро­дить по Кар­тун­ско­му бору. Какая-то земля здесь такая, что во­сем­на­дца­тый год со­хра­ня­ют­ся, лишь чуть об­ва­ли­лись, не то что по­ло­сы тран­шей, не то что ог­не­вые по­зи­ции пушек — но от­дель­ная стрел­ко­вая ячей­ка ма­лень­кая, где не­ве­до­мый сол­дат хо­ро­нил свое боль­шое тело в из­мыз­ган­ной ко­рот­кой ши­нель­ке. Брёвна с блин­даж­ных пе­ре­кры­тий за эти годы, ко­неч­но, рас­та­щи­ли, а ямы оста­лись ясные.

(2) Хоть в этом самом бору я не во­е­вал, а рядом, в стрел­ко­вых вой­сках, в таком же. Хожу от блин­да­жа к блин­да­жу, со­об­ра­жаю, где что могло быть, и вдруг у од­но­го блин­да­жа, у вы­хо­да, на­тал­ки­ва­юсь на ста­рое, во­сем­на­дцать лет ле­жа­лое, а и до тех во­сем­на­дца­ти уже от­слу­жив­шее ведро.

(3) Оно уж тогда было худое, в первую во­ен­ную зиму. Может из де­рев­ни сго­рев­шей под­хва­тил его со­об­ра­зи­тель­ный сол­да­тик да стен­ки ко дну ещё на конус смял и при­ла­дил его пе­ре­хо­дом от же­стя­ной печки в трубу. Вот в этом самом блин­да­же в ту тре­вож­ную зиму, дней де­вя­но­сто, а может сто пять­де­сят, когда фронт тут оста­но­вил­ся, гнало худое ведро через себя дым. Оно на­ка­ля­лось шибко, от него руки грели, и хлеб близ него под­ру­мя­ни­ва­ли. Сколь­ко дыму через себя ведро про­пу­сти­ло — столь­ко и мыс­лей не­вы­ска­зан­ных, писем не­на­пи­сан­ных от людей.

(4) А потом как-ни­будь утром, при весёлом сол­ныш­ке, бо­е­вой по­ря­док ме­ня­ли, блин­даж бро­са­ли, ко­ман­дир то­ро­пил свою ко­ман­ду — «ну! ну!» — ор­ди­на­рец печку по­ру­шил, втис­нул ее всю на ма­ши­ну, и ко­ле­на все, а ху­до­му ведру места не на­шлось. «Брось ты его, за­ра­зу! — стар­ши­на крик­нул. — Там дру­гое найдёшь!» Ехать было да­ле­ко, да и дело уж к весне по­во­ра­чи­ва­ло, по­сто­ял ор­ди­на­рец с худым вед­ром, вздох­нул — и опу­стил его у входа. И все за­сме­я­лись.

(5) С тех пор и брёвна с блин­да­жа со­дра­ли, и сто­лик — а худое вер­ное ведро так и оста­лось у сво­е­го блин­да­жа.

(6) Стою над ним, на­хлы­ну­ло. Ре­бя­та чи­стые, дру­зья фрон­то­вые! Чем были живы мы и на что на­де­я­лись, и самая друж­ба наша бес­ко­рыст­ная про­шло всё дымом, и ни­ко­гда уж боль­ше не слу­жить этому ржа­во­му, за­бы­то­му...

(1) Ox, да и тоск­ли­во же быв­ше­му фрон­то­ви­ку бро­дить по Кар­тун­ско­му бору. Какая-то земля здесь такая, что во­сем­на­дца­тый год со­хра­ня­ют­ся, лишь чуть об­ва­ли­лись, не то что по­ло­сы тран­шей, не то что ог­не­вые по­зи­ции пушек — но от­дель­ная стрел­ко­вая ячей­ка ма­лень­кая, где не­ве­до­мый сол­дат хо­ро­нил свое боль­шое тело в из­мыз­ган­ной ко­рот­кой ши­нель­ке. Брёвна с блин­даж­ных пе­ре­кры­тий за эти годы, ко­неч­но, рас­та­щи­ли, а ямы оста­лись ясные.

(2) Хоть в этом самом бору я не во­е­вал, а рядом, в стрел­ко­вых вой­сках, в таком же. Хожу от блин­да­жа к блин­да­жу, со­об­ра­жаю, где что могло быть, и вдруг у од­но­го блин­да­жа, у вы­хо­да, на­тал­ки­ва­юсь на ста­рое, во­сем­на­дцать лет ле­жа­лое, а и до тех во­сем­на­дца­ти уже от­слу­жив­шее ведро.

(3) Оно уж тогда было худое, в первую во­ен­ную зиму. Может из де­рев­ни сго­рев­шей под­хва­тил его со­об­ра­зи­тель­ный сол­да­тик да стен­ки ко дну ещё на конус смял и при­ла­дил его пе­ре­хо­дом от же­стя­ной печки в трубу. Вот в этом самом блин­да­же в ту тре­вож­ную зиму, дней де­вя­но­сто, а может сто пять­де­сят, когда фронт тут оста­но­вил­ся, гнало худое ведро через себя дым. Оно на­ка­ля­лось шибко, от него руки грели, и хлеб близ него под­ру­мя­ни­ва­ли. Сколь­ко дыму через себя ведро про­пу­сти­ло — столь­ко и мыс­лей не­вы­ска­зан­ных, писем не­на­пи­сан­ных от людей.

(4) А потом как-ни­будь утром, при весёлом сол­ныш­ке, бо­е­вой по­ря­док ме­ня­ли, блин­даж бро­са­ли, ко­ман­дир то­ро­пил свою ко­ман­ду — «ну! ну!» — ор­ди­на­рец печку по­ру­шил, втис­нул ее всю на ма­ши­ну, и ко­ле­на все, а ху­до­му ведру места не на­шлось. «Брось ты его, за­ра­зу! — стар­ши­на крик­нул. — Там дру­гое найдёшь!» Ехать было да­ле­ко, да и дело уж к весне по­во­ра­чи­ва­ло, по­сто­ял ор­ди­на­рец с худым вед­ром, вздох­нул — и опу­стил его у входа. И все за­сме­я­лись.

(5) С тех пор и брёвна с блин­да­жа со­дра­ли, и сто­лик — а худое вер­ное ведро так и оста­лось у сво­е­го блин­да­жа.

(6) Стою над ним, на­хлы­ну­ло. Ре­бя­та чи­стые, дру­зья фрон­то­вые! Чем были живы мы и на что на­де­я­лись, и самая друж­ба наша бес­ко­рыст­ная про­шло всё дымом, и ни­ко­гда уж боль­ше не слу­жить этому ржа­во­му, за­бы­то­му...

(1) Ox, да и тоск­ли­во же быв­ше­му фрон­то­ви­ку бро­дить по Кар­тун­ско­му бору. Какая-то земля здесь такая, что во­сем­на­дца­тый год со­хра­ня­ют­ся, лишь чуть об­ва­ли­лись, не то что по­ло­сы тран­шей, не то что ог­не­вые по­зи­ции пушек — но от­дель­ная стрел­ко­вая ячей­ка ма­лень­кая, где не­ве­до­мый сол­дат хо­ро­нил свое боль­шое тело в из­мыз­ган­ной ко­рот­кой ши­нель­ке. Брёвна с блин­даж­ных пе­ре­кры­тий за эти годы, ко­неч­но, рас­та­щи­ли, а ямы оста­лись ясные.

(2) Хоть в этом самом бору я не во­е­вал, а рядом, в стрел­ко­вых вой­сках, в таком же. Хожу от блин­да­жа к блин­да­жу, со­об­ра­жаю, где что могло быть, и вдруг у од­но­го блин­да­жа, у вы­хо­да, на­тал­ки­ва­юсь на ста­рое, во­сем­на­дцать лет ле­жа­лое, а и до тех во­сем­на­дца­ти уже от­слу­жив­шее ведро.

(3) Оно уж тогда было худое, в первую во­ен­ную зиму. Может из де­рев­ни сго­рев­шей под­хва­тил его со­об­ра­зи­тель­ный сол­да­тик да стен­ки ко дну ещё на конус смял и при­ла­дил его пе­ре­хо­дом от же­стя­ной печки в трубу. Вот в этом самом блин­да­же в ту тре­вож­ную зиму, дней де­вя­но­сто, а может сто пять­де­сят, когда фронт тут оста­но­вил­ся, гнало худое ведро через себя дым. Оно на­ка­ля­лось шибко, от него руки грели, и хлеб близ него под­ру­мя­ни­ва­ли. Сколь­ко дыму через себя ведро про­пу­сти­ло — столь­ко и мыс­лей не­вы­ска­зан­ных, писем не­на­пи­сан­ных от людей.

(4) А потом как-ни­будь утром, при весёлом сол­ныш­ке, бо­е­вой по­ря­док ме­ня­ли, блин­даж бро­са­ли, ко­ман­дир то­ро­пил свою ко­ман­ду — «ну! ну!» — ор­ди­на­рец печку по­ру­шил, втис­нул ее всю на ма­ши­ну, и ко­ле­на все, а ху­до­му ведру места не на­шлось. «Брось ты его, за­ра­зу! — стар­ши­на крик­нул. — Там дру­гое найдёшь!» Ехать было да­ле­ко, да и дело уж к весне по­во­ра­чи­ва­ло, по­сто­ял ор­ди­на­рец с худым вед­ром, вздох­нул — и опу­стил его у входа. И все за­сме­я­лись.

(5) С тех пор и брёвна с блин­да­жа со­дра­ли, и сто­лик — а худое вер­ное ведро так и оста­лось у сво­е­го блин­да­жа.

(6) Стою над ним, на­хлы­ну­ло. Ре­бя­та чи­стые, дру­зья фрон­то­вые! Чем были живы мы и на что на­де­я­лись, и самая друж­ба наша бес­ко­рыст­ная про­шло всё дымом, и ни­ко­гда уж боль­ше не слу­жить этому ржа­во­му, за­бы­то­му...