Cлу­чи­лось так, что впер­вые о нем, как о вы­да­ю­щем­ся сыне на­ро­да, ка­зах­ские чи­та­те­ли узна­ли спу­стя пять лет после смер­ти са­мо­го Чо­ка­на Ва­ли­ха­но­ва.

Pус­ские во­сто­ко­ве­ды, про­грес­сив­ная рус­ская ин­тел­ли­ген­ция Рос­сии знали его на­мно­го рань­ше, с пер­вых шагов его бле­стя­щей ка­рье­ры как ху­дож­ни­ка, пыт­ли­во­го эт­но­гра­фа, фольк­ло­ри­ста, бес­страш­но­го пу­те­ше­ствен­ни­ка и не­исто­во­го ис­сле­до­ва­те­ля ис­то­рии на­ро­дов Во­сто­ка.

Cреди луч­ших людей Рос­сии тех вре­мен у него было не­ма­ло ис­крен­них дру­зей, ко­то­рых глу­бо­ко вол­но­ва­ла судь­ба этого ода­рен­но­го юноши.

Пи­са­те­ли го­во­ри­ли о нем как о та­лант­ли­вом пи­са­те­ле, жур­на­ли­сты — как о бле­стя­щем пуб­ли­ци­сте. Чокан был муд­рым со­цио­ло­гом (1) скру­пу­лез­ным эко­но­ми­стом, утвер­жда­ют дру­гие. О нем пи­са­ли и пишут не толь­ко те, кого вол­ну­ет ис­то­рия Сред­ней Азии и Ка­зах­ста­на, не толь­ко рус­ские во­сто­ко­ве­ды, но и ан­гли­ча­не, фран­цу­зы, немцы, по­то­му что его от­кры­тия, его труды при­над­ле­жат не толь­ко ка­зах­ской нации, ка­зах­ской науке, а в рав­ной мере стали до­сто­я­ни­ем всех.

Hо ничто из на­пи­сан­но­го о нем не ха­рак­те­ри­зу­ет Чо­ка­на Ва­ли­ха­но­ва столь полно и ярко, как его труды: стро­ки об ис­то­рии род­ной земли, за­пи­си о про­шлом Азии, на­сто­я­щем и бу­ду­щем сво­е­го на­ро­да, во имя сво­бо­ды и ра­вен­ства, ради ко­то­ро­го он жил и тру­дил­ся.

Eму не было и два­дца­ти лет, когда он пер­вым из среды ис­то­ри­ков, во­сто­ко­ве­дов, ис­сле­до­ва­те­лей ли­те­ра­ту­ры со­брал по кру­пи­цам ве­ли­кий эпос кир­ги­зов «Манас», про­ком­мен­ти­ро­вал и пе­ре­вел его фраг­мен­ты на рус­ский язык.

Зна­ком­ство с тру­да­ми Чо­ка­на Ва­ли­ха­но­ва вы­зы­ва­ет удив­ле­ние. Вос­хи­ще­ние вы­зы­ва­ют его мо­ло­дость, пре­дан­ность науке, ве­ли­чие от­кры­тий, муд­рость суж­де­ний.

Чо­ка­на на­зы­ва­ли ге­ни­аль­ным юно­шей. Рус­ские уче­ные, ра­бо­тав­шие рядом с ним, срав­ни­ва­ли его с Пуш­ки­ным, Лер­мон­то­вым, Доб­ро­лю­бо­вым.

«Он мог бы стать ге­ни­аль­ным пи­са­те­лем сво­е­го на­ро­да, если бы среди его со­пле­мен­ни­ков того вре­ме­ни на­шлась чи­та­ю­щая пуб­ли­ка», — с го­ре­чью пи­са­ли его дру­зья по учебе и науке Г. По­та­нин и Н. Яд­рин­цев.

…Он фа­на­тич­но любил свой народ и верил, что его со­пле­мен­ни­ки, со­хра­нив свою на­род­ность, впи­та­ют в себя ев­ро­пей­скую про­све­щен­ность.

…Па­мять че­ло­ве­ка не аб­стракт­ное по­ня­тие. Она тре­бу­ет не­устан­но­го раз­ви­тия. По­это­му мы се­год­ня очень часто мыс­лен­но об­ра­ща­ем­ся к делам наших пред­ков, по­доб­ных Ч. Ва­ли­ха­но­ву.

Cлу­чи­лось так, что впер­вые о нем, как о вы­да­ю­щем­ся сыне на­ро­да, ка­зах­ские чи­та­те­ли узна­ли спу­стя пять лет после смер­ти са­мо­го Чо­ка­на Ва­ли­ха­но­ва.

Pус­ские во­сто­ко­ве­ды, про­грес­сив­ная рус­ская ин­тел­ли­ген­ция Рос­сии знали его на­мно­го рань­ше, с пер­вых шагов его бле­стя­щей ка­рье­ры как ху­дож­ни­ка, пыт­ли­во­го эт­но­гра­фа, фольк­ло­ри­ста, бес­страш­но­го пу­те­ше­ствен­ни­ка и не­исто­во­го ис­сле­до­ва­те­ля ис­то­рии на­ро­дов Во­сто­ка.

Cреди луч­ших людей Рос­сии тех вре­мен у него было не­ма­ло ис­крен­них дру­зей, ко­то­рых глу­бо­ко вол­но­ва­ла судь­ба этого ода­рен­но­го юноши.

Пи­са­те­ли го­во­ри­ли о нем как о та­лант­ли­вом пи­са­те­ле, жур­на­ли­сты — как о бле­стя­щем пуб­ли­ци­сте. Чокан был муд­рым со­цио­ло­гом (1) скру­пу­лез­ным эко­но­ми­стом, утвер­жда­ют дру­гие. О нем пи­са­ли и пишут не толь­ко те, кого вол­ну­ет ис­то­рия Сред­ней Азии и Ка­зах­ста­на, не толь­ко рус­ские во­сто­ко­ве­ды, но и ан­гли­ча­не, фран­цу­зы, немцы, по­то­му что его от­кры­тия, его труды при­над­ле­жат не толь­ко ка­зах­ской нации, ка­зах­ской науке, а в рав­ной мере стали до­сто­я­ни­ем всех.

Hо ничто из на­пи­сан­но­го о нем не ха­рак­те­ри­зу­ет Чо­ка­на Ва­ли­ха­но­ва столь полно и ярко, как его труды: стро­ки об ис­то­рии род­ной земли, за­пи­си о про­шлом Азии, на­сто­я­щем и бу­ду­щем сво­е­го на­ро­да, во имя сво­бо­ды и ра­вен­ства, ради ко­то­ро­го он жил и тру­дил­ся.

Eму не было и два­дца­ти лет, когда он пер­вым из среды ис­то­ри­ков, во­сто­ко­ве­дов, ис­сле­до­ва­те­лей ли­те­ра­ту­ры со­брал по кру­пи­цам ве­ли­кий эпос кир­ги­зов «Манас», про­ком­мен­ти­ро­вал и пе­ре­вел его фраг­мен­ты на рус­ский язык.

Зна­ком­ство с тру­да­ми Чо­ка­на Ва­ли­ха­но­ва вы­зы­ва­ет удив­ле­ние. Вос­хи­ще­ние вы­зы­ва­ют его мо­ло­дость, пре­дан­ность науке, ве­ли­чие от­кры­тий, муд­рость суж­де­ний.

Чо­ка­на на­зы­ва­ли ге­ни­аль­ным юно­шей. Рус­ские уче­ные, ра­бо­тав­шие рядом с ним, срав­ни­ва­ли его с Пуш­ки­ным, Лер­мон­то­вым, Доб­ро­лю­бо­вым.

«Он мог бы стать ге­ни­аль­ным пи­са­те­лем сво­е­го на­ро­да, если бы среди его со­пле­мен­ни­ков того вре­ме­ни на­шлась чи­та­ю­щая пуб­ли­ка», — с го­ре­чью пи­са­ли его дру­зья по учебе и науке Г. По­та­нин и Н. Яд­рин­цев.

…Он фа­на­тич­но любил свой народ и верил, что его со­пле­мен­ни­ки, со­хра­нив свою на­род­ность, впи­та­ют в себя ев­ро­пей­скую про­све­щен­ность.

…Па­мять че­ло­ве­ка не аб­стракт­ное по­ня­тие. Она тре­бу­ет не­устан­но­го раз­ви­тия. По­это­му мы се­год­ня очень часто мыс­лен­но об­ра­ща­ем­ся к делам наших пред­ков, по­доб­ных Ч. Ва­ли­ха­но­ву.

1. Озера Ка­зах­ста­на со­вер­шен­но раз­ные. Одни рас­ки­ну­лись среди сте­пей, дру­гие за­те­ря­ны в гор­ных уще­льях и окру­же­ны лесом. Все боль­ше ту­ри­стов от­да­ют пред­по­чте­ние спо­кой­ной кра­со­те ка­зах­стан­ских озер.

2. Озеро Ала­коль рас­по­ло­жи­лось среди гор­ных хреб­тов в Бал­хаш-Ала­коль­ской низ­мен­но­сти. Его пу­стын­ная пес­ча­ная мест­ность и вода вле­кут ту­ри­стов. Этот во­до­ем вто­рой по ве­ли­чи­не в рес­пуб­ли­ке. Его глу­би­на до­сти­га­ет пя­ти­де­ся­ти мет­ров. Ку­паль­ный сезон длит­ся про­дол­жи­тель­ное время, летом тем­пе­ра­ту­ра воды со­став­ля­ет 26 °С. Бе­ре­га озера усе­я­ны пан­си­о­на­та­ми и са­на­то­ри­я­ми, так что ту­ри­сту есть где оста­но­вить­ся и на­сла­дить­ся ком­фор­том. Со­ле­ная вода этого озера на­сы­ще­на ми­не­ра­ла­ми и спо­соб­ству­ет об­ще­му оздо­ров­ле­нию ор­га­низ­ма, а также ле­че­нию ды­ха­тель­ных путей, су­ста­вов, кож­ных за­бо­ле­ва­ний.

3. Вы­со­ко­гор­ные озера Ка­зах­ста­на об­ра­зо­ва­ны в ре­зуль­та­те зем­ле­тря­се­ний. Боль­шое Ал­ма­тин­ское озеро не ис­клю­че­ние. Во­до­ем, ко­то­рый под­пи­ты­ва­ет­ся лед­ни­ко­вой водой, рас­по­ло­жил­ся на вы­со­те 2,5 тысяч мет­ров не­да­ле­ко от Ал­ма­ты. Это от­кры­тая зона для ту­ри­стов. Попав на место, ту­рист на­сла­дит­ся ве­ли­ко­леп­ным пей­за­жем. Кри­сталь­но чи­стая вода озера ме­ня­ет цвет от зе­ле­но­го до го­лу­бо­го. Озеро рас­по­ло­же­но в окру­же­нии трех гор­ных пиков: «Ту­рист», «Озер­ный» и пик «Со­ве­тов». Ка­ме­ни­стые скло­ны по­рос­ли хвой­ны­ми де­ре­вья­ми.

4. Озеро Мар­ка­коль, по­явив­ше­е­ся в лед­ни­ко­вый пе­ри­од, на­хо­дит­ся в за­по­вед­ной зоне. Бе­ре­га во­до­е­ма окру­же­ны дев­ствен­ны­ми ле­са­ми и лу­га­ми. Ту­ри­сты через агент­ство за­ка­зы­ва­ют пешие экс­кур­сии и спла­вы по рекам, а также туры на ры­бал­ку, чтобы по­ло­вить ленку-уску­ча. Вода в озере по­сто­ян­но ме­ня­ет окрас. В сол­неч­ный день она зе­ле­но-го­лу­бая, в пас­мур­ный се­реб­ри­стая с чер­ны­ми от­ли­ва­ми.

5. Озеро Тен­гиз очень со­ле­ное, по­это­му в нем не во­дит­ся рыба. Зато на бе­ре­гах встре­ча­ют­ся ске­ле­ты рыб, ко­то­рых при­но­сит из дель­ты реки. Это един­ствен­ный во­до­ем, где в боль­шом ко­ли­че­стве гнез­ду­ют­ся фла­мин­го, чайки, пе­ли­ка­ны. Этим оно при­вле­ка­ет ту­ри­стов. С озе­ром свя­за­на ин­те­рес­ная ис­то­рия. В 1976 году на его воды со­вер­шил по­сад­ку кос­ми­че­ский ап­па­рат «Союз-23».

6. При­род­ный ре­зер­ву­ар Иссык на­хо­дит­ся не­да­ле­ко от го­ро­да Ал­ма­ты. Это рай для ту­ри­стов и ма­сте­ров жи­во­пи­си, ведь бе­ре­га озера по­кры­ты ле­си­сты­ми ска­ла­ми, от­че­го вода при­об­ре­та­ет зе­ле­но-го­лу­бой от­те­нок. Озеро Иссык стало очень по­пу­ляр­ным в се­ре­ди­не ХХ века. Тогда на бе­ре­гах по­стро­и­ли мно­же­ство пан­си­о­на­тов, и ту­ри­сты из раз­ных стран не­жи­лись на

пля­жах во­до­е­ма. Но в 1963 году сошел се­ле­вой поток, пло­ти­на была раз­ру­ше­на и озеро ис­сяк­ло. Лишь в на­ча­ле 1990-х годов пло­ти­ну вос­ста­но­ви­ли.

7. Озеро Ка­ин­ды об­ра­зо­ва­лось после со­шед­ше­го ополз­ня, ко­то­рый за­бло­ки­ро­вал уще­лье Кун­гей-Ала­тау. Вода за­то­пи­ла хвой­ный лес в уще­лье. Огром­ные де­ре­вья ока­за­лись почти скры­ты водой, на по­верх­но­сти оста­лись толь­ко вер­хуш­ки. По­это­му мест­ные на­зы­ва­ют их стра­жа­ми озера. Та­ин­ствен­ный и ми­сти­че­ский вид во­до­е­ма при­вле­ка­ет дай­ве­ров. Од­на­ко до­брать­ся до места слож­но. Окрас воды в озере на­сы­щен­но­го го­лу­бо­го цвета из-за за­ле­жей из­ве­сти. Но вб­ли­зи она ста­но­вит­ся ясной и про­зрач­ной, так что воз­мож­но уви­деть фо­рель, ко­то­рую ис­кус­ствен­но за­пу­сти­ли в во­до­ем.

8. Вот та­ки­ми уни­каль­ны­ми объ­ек­та­ми об­ла­да­ет при­ро­да Ка­зах­ста­на.

1. Озера Ка­зах­ста­на со­вер­шен­но раз­ные. Одни рас­ки­ну­лись среди сте­пей, дру­гие за­те­ря­ны в гор­ных уще­льях и окру­же­ны лесом. Все боль­ше ту­ри­стов от­да­ют пред­по­чте­ние спо­кой­ной кра­со­те ка­зах­стан­ских озер.

2. Озеро Ала­коль рас­по­ло­жи­лось среди гор­ных хреб­тов в Бал­хаш-Ала­коль­ской низ­мен­но­сти. Его пу­стын­ная пес­ча­ная мест­ность и вода вле­кут ту­ри­стов. Этот во­до­ем вто­рой по ве­ли­чи­не в рес­пуб­ли­ке. Его глу­би­на до­сти­га­ет пя­ти­де­ся­ти мет­ров. Ку­паль­ный сезон длит­ся про­дол­жи­тель­ное время, летом тем­пе­ра­ту­ра воды со­став­ля­ет 26 °С. Бе­ре­га озера усе­я­ны пан­си­о­на­та­ми и са­на­то­ри­я­ми, так что ту­ри­сту есть где оста­но­вить­ся и на­сла­дить­ся ком­фор­том. Со­ле­ная вода этого озера на­сы­ще­на ми­не­ра­ла­ми и спо­соб­ству­ет об­ще­му оздо­ров­ле­нию ор­га­низ­ма, а также ле­че­нию ды­ха­тель­ных путей, су­ста­вов, кож­ных за­бо­ле­ва­ний.

3. Вы­со­ко­гор­ные озера Ка­зах­ста­на об­ра­зо­ва­ны в ре­зуль­та­те зем­ле­тря­се­ний. Боль­шое Ал­ма­тин­ское озеро не ис­клю­че­ние. Во­до­ем, ко­то­рый под­пи­ты­ва­ет­ся лед­ни­ко­вой водой, рас­по­ло­жил­ся на вы­со­те 2,5 тысяч мет­ров не­да­ле­ко от Ал­ма­ты. Это от­кры­тая зона для ту­ри­стов. Попав на место, ту­рист на­сла­дит­ся ве­ли­ко­леп­ным пей­за­жем. Кри­сталь­но чи­стая вода озера ме­ня­ет цвет от зе­ле­но­го до го­лу­бо­го. Озеро рас­по­ло­же­но в окру­же­нии трех гор­ных пиков: «Ту­рист», «Озер­ный» и пик «Со­ве­тов». Ка­ме­ни­стые скло­ны по­рос­ли хвой­ны­ми де­ре­вья­ми.

4. Озеро Мар­ка­коль, по­явив­ше­е­ся в лед­ни­ко­вый пе­ри­од, на­хо­дит­ся в за­по­вед­ной зоне. Бе­ре­га во­до­е­ма окру­же­ны дев­ствен­ны­ми ле­са­ми и лу­га­ми. Ту­ри­сты через агент­ство за­ка­зы­ва­ют пешие экс­кур­сии и спла­вы по рекам, а также туры на ры­бал­ку, чтобы по­ло­вить ленку-уску­ча. Вода в озере по­сто­ян­но ме­ня­ет окрас. В сол­неч­ный день она зе­ле­но-го­лу­бая, в пас­мур­ный се­реб­ри­стая с чер­ны­ми от­ли­ва­ми.

5. Озеро Тен­гиз очень со­ле­ное, по­это­му в нем не во­дит­ся рыба. Зато на бе­ре­гах встре­ча­ют­ся ске­ле­ты рыб, ко­то­рых при­но­сит из дель­ты реки. Это един­ствен­ный во­до­ем, где в боль­шом ко­ли­че­стве гнез­ду­ют­ся фла­мин­го, чайки, пе­ли­ка­ны. Этим оно при­вле­ка­ет ту­ри­стов. С озе­ром свя­за­на ин­те­рес­ная ис­то­рия. В 1976 году на его воды со­вер­шил по­сад­ку кос­ми­че­ский ап­па­рат «Союз-23».

6. При­род­ный ре­зер­ву­ар Иссык на­хо­дит­ся не­да­ле­ко от го­ро­да Ал­ма­ты. Это рай для ту­ри­стов и ма­сте­ров жи­во­пи­си, ведь бе­ре­га озера по­кры­ты ле­си­сты­ми ска­ла­ми, от­че­го вода при­об­ре­та­ет зе­ле­но-го­лу­бой от­те­нок. Озеро Иссык стало очень по­пу­ляр­ным в се­ре­ди­не ХХ века. Тогда на бе­ре­гах по­стро­и­ли мно­же­ство пан­си­о­на­тов, и ту­ри­сты из раз­ных стран не­жи­лись на

пля­жах во­до­е­ма. Но в 1963 году сошел се­ле­вой поток, пло­ти­на была раз­ру­ше­на и озеро ис­сяк­ло. Лишь в на­ча­ле 1990-х годов пло­ти­ну вос­ста­но­ви­ли.

7. Озеро Ка­ин­ды об­ра­зо­ва­лось после со­шед­ше­го ополз­ня, ко­то­рый за­бло­ки­ро­вал уще­лье Кун­гей-Ала­тау. Вода за­то­пи­ла хвой­ный лес в уще­лье. Огром­ные де­ре­вья ока­за­лись почти скры­ты водой, на по­верх­но­сти оста­лись толь­ко вер­хуш­ки. По­это­му мест­ные на­зы­ва­ют их стра­жа­ми озера. Та­ин­ствен­ный и ми­сти­че­ский вид во­до­е­ма при­вле­ка­ет дай­ве­ров. Од­на­ко до­брать­ся до места слож­но. Окрас воды в озере на­сы­щен­но­го го­лу­бо­го цвета из-за за­ле­жей из­ве­сти. Но вб­ли­зи она ста­но­вит­ся ясной и про­зрач­ной, так что воз­мож­но уви­деть фо­рель, ко­то­рую ис­кус­ствен­но за­пу­сти­ли в во­до­ем.

8. Вот та­ки­ми уни­каль­ны­ми объ­ек­та­ми об­ла­да­ет при­ро­да Ка­зах­ста­на.

1. Озера Ка­зах­ста­на со­вер­шен­но раз­ные. Одни рас­ки­ну­лись среди сте­пей, дру­гие за­те­ря­ны в гор­ных уще­льях и окру­же­ны лесом. Все боль­ше ту­ри­стов от­да­ют пред­по­чте­ние спо­кой­ной кра­со­те ка­зах­стан­ских озер.

2. Озеро Ала­коль рас­по­ло­жи­лось среди гор­ных хреб­тов в Бал­хаш-Ала­коль­ской низ­мен­но­сти. Его пу­стын­ная пес­ча­ная мест­ность и вода вле­кут ту­ри­стов. Этот во­до­ем вто­рой по ве­ли­чи­не в рес­пуб­ли­ке. Его глу­би­на до­сти­га­ет пя­ти­де­ся­ти мет­ров. Ку­паль­ный сезон длит­ся про­дол­жи­тель­ное время, летом тем­пе­ра­ту­ра воды со­став­ля­ет 26 °С. Бе­ре­га озера усе­я­ны пан­си­о­на­та­ми и са­на­то­ри­я­ми, так что ту­ри­сту есть где оста­но­вить­ся и на­сла­дить­ся ком­фор­том. Со­ле­ная вода этого озера на­сы­ще­на ми­не­ра­ла­ми и спо­соб­ству­ет об­ще­му оздо­ров­ле­нию ор­га­низ­ма, а также ле­че­нию ды­ха­тель­ных путей, су­ста­вов, кож­ных за­бо­ле­ва­ний.

3. Вы­со­ко­гор­ные озера Ка­зах­ста­на об­ра­зо­ва­ны в ре­зуль­та­те зем­ле­тря­се­ний. Боль­шое Ал­ма­тин­ское озеро не ис­клю­че­ние. Во­до­ем, ко­то­рый под­пи­ты­ва­ет­ся лед­ни­ко­вой водой, рас­по­ло­жил­ся на вы­со­те 2,5 тысяч мет­ров не­да­ле­ко от Ал­ма­ты. Это от­кры­тая зона для ту­ри­стов. Попав на место, ту­рист на­сла­дит­ся ве­ли­ко­леп­ным пей­за­жем. Кри­сталь­но чи­стая вода озера ме­ня­ет цвет от зе­ле­но­го до го­лу­бо­го. Озеро рас­по­ло­же­но в окру­же­нии трех гор­ных пиков: «Ту­рист», «Озер­ный» и пик «Со­ве­тов». Ка­ме­ни­стые скло­ны по­рос­ли хвой­ны­ми де­ре­вья­ми.

4. Озеро Мар­ка­коль, по­явив­ше­е­ся в лед­ни­ко­вый пе­ри­од, на­хо­дит­ся в за­по­вед­ной зоне. Бе­ре­га во­до­е­ма окру­же­ны дев­ствен­ны­ми ле­са­ми и лу­га­ми. Ту­ри­сты через агент­ство за­ка­зы­ва­ют пешие экс­кур­сии и спла­вы по рекам, а также туры на ры­бал­ку, чтобы по­ло­вить ленку-уску­ча. Вода в озере по­сто­ян­но ме­ня­ет окрас. В сол­неч­ный день она зе­ле­но-го­лу­бая, в пас­мур­ный се­реб­ри­стая с чер­ны­ми от­ли­ва­ми.

5. Озеро Тен­гиз очень со­ле­ное, по­это­му в нем не во­дит­ся рыба. Зато на бе­ре­гах встре­ча­ют­ся ске­ле­ты рыб, ко­то­рых при­но­сит из дель­ты реки. Это един­ствен­ный во­до­ем, где в боль­шом ко­ли­че­стве гнез­ду­ют­ся фла­мин­го, чайки, пе­ли­ка­ны. Этим оно при­вле­ка­ет ту­ри­стов. С озе­ром свя­за­на ин­те­рес­ная ис­то­рия. В 1976 году на его воды со­вер­шил по­сад­ку кос­ми­че­ский ап­па­рат «Союз-23».

6. При­род­ный ре­зер­ву­ар Иссык на­хо­дит­ся не­да­ле­ко от го­ро­да Ал­ма­ты. Это рай для ту­ри­стов и ма­сте­ров жи­во­пи­си, ведь бе­ре­га озера по­кры­ты ле­си­сты­ми ска­ла­ми, от­че­го вода при­об­ре­та­ет зе­ле­но-го­лу­бой от­те­нок. Озеро Иссык стало очень по­пу­ляр­ным в се­ре­ди­не ХХ века. Тогда на бе­ре­гах по­стро­и­ли мно­же­ство пан­си­о­на­тов, и ту­ри­сты из раз­ных стран не­жи­лись на

пля­жах во­до­е­ма. Но в 1963 году сошел се­ле­вой поток, пло­ти­на была раз­ру­ше­на и озеро ис­сяк­ло. Лишь в на­ча­ле 1990-х годов пло­ти­ну вос­ста­но­ви­ли.

7. Озеро Ка­ин­ды об­ра­зо­ва­лось после со­шед­ше­го ополз­ня, ко­то­рый за­бло­ки­ро­вал уще­лье Кун­гей-Ала­тау. Вода за­то­пи­ла хвой­ный лес в уще­лье. Огром­ные де­ре­вья ока­за­лись почти скры­ты водой, на по­верх­но­сти оста­лись толь­ко вер­хуш­ки. По­это­му мест­ные на­зы­ва­ют их стра­жа­ми озера. Та­ин­ствен­ный и ми­сти­че­ский вид во­до­е­ма при­вле­ка­ет дай­ве­ров. Од­на­ко до­брать­ся до места слож­но. Окрас воды в озере на­сы­щен­но­го го­лу­бо­го цвета из-за за­ле­жей из­ве­сти. Но вб­ли­зи она ста­но­вит­ся ясной и про­зрач­ной, так что воз­мож­но уви­деть фо­рель, ко­то­рую ис­кус­ствен­но за­пу­сти­ли в во­до­ем.

8. Вот та­ки­ми уни­каль­ны­ми объ­ек­та­ми об­ла­да­ет при­ро­да Ка­зах­ста­на.

По­ня­тие пат­ри­о­тиз­ма имеет на каж­дом из бе­ре­гов Ла-Манша свои ню­ан­сы. Если фран­цуз любит свою землю за то, что она по­ли­та потом и кро­вью по­ко­ле­ний, за тот труд, ко­то­рый с ней свя­зан, труд па­ха­ря и труд воина, то ан­гли­ча­нин любит свою землю как род­ной дом, как то место, с ко­то­рым у че­ло­ве­ка свя­за­ны не тя­го­ты по­все­днев­но­го труда, а ра­до­сти до­су­га. Образ ро­ди­ны для него — это об­не­сен­ный живой из­го­ро­дью па­ли­сад­ник под ок­на­ми, ко­то­рый он охо­ра­ши­ва­ет, ра­ду­ясь вос­крес­но­му дню. Имен­но эту из­го­родь, а не розу и не ан­тич­ную деву с тре­зуб­цем вла­ды­чи­цы морей сле­до­ва­ло бы счи­тать на­ци­о­наль­ным сим­во­лом ан­гли­чан.

Дей­стви­тель­но, Ан­глия — это цар­ство част­ной жизни, гер­бом ко­то­ро­го могло бы стать изоб­ра­же­ние из­го­ро­ди и девиз: «Мой дом — моя кре­пость».

Ан­гли­ча­нин под­со­зна­тель­но стре­мит­ся от­го­ро­дить свою част­ную жизнь от внеш­не­го мира. «Мы любим быть сами по себе» — гла­сит из­люб­лен­ная фраза. Какие бы от­но­ше­ния ни сло­жи­лись между со­се­дя­ми, каж­дый из них стро­го дер­жит­ся своей сто­ро­ны из­го­ро­ди. Даже если смеж­ные участ­ки не раз­го­ро­же­ны, гра­ни­ца их все равно со­блю­да­ет­ся, слов­но глу­хая стена. Когда дети по не­ве­зе­нию пе­ре­се­ка­ют эту не­ви­ди­мую межу, их тут же с из­ви­не­ни­я­ми за­би­ра­ют об­рат­но (пра­вом экс­тер­ри­то­ри­аль­но­сти поль­зу­ют­ся в по­доб­ных слу­ча­ях лишь такие свя­щен­ные для ан­гли­ча­ни­на су­ще­ства, как со­ба­ки и кошки).

С со­се­дя­ми при­ня­то дер­жать­ся при­вет­ли­во, пре­ду­пре­ди­тель­но, но без какой-либо фа­ми­льяр­но­сти, спо­соб­ной по­ка­зать­ся не­про­ше­ным втор­же­ни­ем в част­ную жизнь. Пер­вая за­по­ведь тут: не лезь в чужие дела. Ан­гли­ча­нин ин­стинк­тив­но от­но­сит­ся к сво­е­му дому как к оса­жден­ной кре­по­сти. Жи­ли­ще его как бы по­вер­ну­то спи­ной к улице. И если хо­зя­ин взду­ма­ет летом по­греть­ся на сол­ныш­ке, он все­гда уся­дет­ся по­за­ди дома, я не перед ним. Окру­жа­ю­щий мир дол­жен оста­вать­ся за по­ро­гом. За­явить­ся к зна­ко­мым за­про­сто, без при­гла­ше­ния или из­ве­стив их перед при­хо­дом по те­ле­фо­ну, здесь не при­ня­то. Не­ожи­дан­ный зво­нок у вход­ной двери — боль­шая ред­кость в Лон­до­не. Если такое и слу­ча­ет­ся, то обыч­но под Новый год, когда это могут быть либо сбор­щи­ки по­жерт­во­ва­ний на бла­го­тво­ри­тель­ные цели, либо рож­де­ствен­ские ви­зи­те­ры — раз­нос­чик газет, мо­лоч­ник, му­сор­щик, рас­счи­ты­ва­ю­щие на чае­вые к празд­ни­ку.

Дом слу­жит ан­гли­ча­ни­ну кре­по­стью, где он может укрыть­ся не толь­ко от не­про­ше­ных по­се­ти­те­лей, но и от на­до­ев­ших забот. Пе­ре­сту­пить ЭТОТ порог зна­чит для ан­гли­ча­ни­на пе­ре­ме­стить­ся в со­вер­шен­но дру­гой мир.

Ан­гли­ча­нин за по­ро­гом сво­е­го жи­ли­ща пол­но­стью осво­бож­да­ет­ся не толь­ко от по­все­днев­ных забот, но и от по­сто­рон­не­го на­жи­ма.

По­ня­тие пат­ри­о­тиз­ма имеет на каж­дом из бе­ре­гов Ла-Манша свои ню­ан­сы. Если фран­цуз любит свою землю за то, что она по­ли­та потом и кро­вью по­ко­ле­ний, за тот труд, ко­то­рый с ней свя­зан, труд па­ха­ря и труд воина, то ан­гли­ча­нин любит свою землю как род­ной дом, как то место, с ко­то­рым у че­ло­ве­ка свя­за­ны не тя­го­ты по­все­днев­но­го труда, а ра­до­сти до­су­га. Образ ро­ди­ны для него — это об­не­сен­ный живой из­го­ро­дью па­ли­сад­ник под ок­на­ми, ко­то­рый он охо­ра­ши­ва­ет, ра­ду­ясь вос­крес­но­му дню. Имен­но эту из­го­родь, а не розу и не ан­тич­ную деву с тре­зуб­цем вла­ды­чи­цы морей сле­до­ва­ло бы счи­тать на­ци­о­наль­ным сим­во­лом ан­гли­чан.

Дей­стви­тель­но, Ан­глия — это цар­ство част­ной жизни, гер­бом ко­то­ро­го могло бы стать изоб­ра­же­ние из­го­ро­ди и девиз: «Мой дом — моя кре­пость».

Ан­гли­ча­нин под­со­зна­тель­но стре­мит­ся от­го­ро­дить свою част­ную жизнь от внеш­не­го мира. «Мы любим быть сами по себе» — гла­сит из­люб­лен­ная фраза. Какие бы от­но­ше­ния ни сло­жи­лись между со­се­дя­ми, каж­дый из них стро­го дер­жит­ся своей сто­ро­ны из­го­ро­ди. Даже если смеж­ные участ­ки не раз­го­ро­же­ны, гра­ни­ца их все равно со­блю­да­ет­ся, слов­но глу­хая стена. Когда дети по не­ве­зе­нию пе­ре­се­ка­ют эту не­ви­ди­мую межу, их тут же с из­ви­не­ни­я­ми за­би­ра­ют об­рат­но (пра­вом экс­тер­ри­то­ри­аль­но­сти поль­зу­ют­ся в по­доб­ных слу­ча­ях лишь такие свя­щен­ные для ан­гли­ча­ни­на су­ще­ства, как со­ба­ки и кошки).

С со­се­дя­ми при­ня­то дер­жать­ся при­вет­ли­во, пре­ду­пре­ди­тель­но, но без какой-либо фа­ми­льяр­но­сти, спо­соб­ной по­ка­зать­ся не­про­ше­ным втор­же­ни­ем в част­ную жизнь. Пер­вая за­по­ведь тут: не лезь в чужие дела. Ан­гли­ча­нин ин­стинк­тив­но от­но­сит­ся к сво­е­му дому как к оса­жден­ной кре­по­сти. Жи­ли­ще его как бы по­вер­ну­то спи­ной к улице. И если хо­зя­ин взду­ма­ет летом по­греть­ся на сол­ныш­ке, он все­гда уся­дет­ся по­за­ди дома, я не перед ним. Окру­жа­ю­щий мир дол­жен оста­вать­ся за по­ро­гом. За­явить­ся к зна­ко­мым за­про­сто, без при­гла­ше­ния или из­ве­стив их перед при­хо­дом по те­ле­фо­ну, здесь не при­ня­то. Не­ожи­дан­ный зво­нок у вход­ной двери — боль­шая ред­кость в Лон­до­не. Если такое и слу­ча­ет­ся, то обыч­но под Новый год, когда это могут быть либо сбор­щи­ки по­жерт­во­ва­ний на бла­го­тво­ри­тель­ные цели, либо рож­де­ствен­ские ви­зи­те­ры — раз­нос­чик газет, мо­лоч­ник, му­сор­щик, рас­счи­ты­ва­ю­щие на чае­вые к празд­ни­ку.

Дом слу­жит ан­гли­ча­ни­ну кре­по­стью, где он может укрыть­ся не толь­ко от не­про­ше­ных по­се­ти­те­лей, но и от на­до­ев­ших забот. Пе­ре­сту­пить ЭТОТ порог зна­чит для ан­гли­ча­ни­на пе­ре­ме­стить­ся в со­вер­шен­но дру­гой мир.

Ан­гли­ча­нин за по­ро­гом сво­е­го жи­ли­ща пол­но­стью осво­бож­да­ет­ся не толь­ко от по­все­днев­ных забот, но и от по­сто­рон­не­го на­жи­ма.

По­ня­тие пат­ри­о­тиз­ма имеет на каж­дом из бе­ре­гов Ла-Манша свои ню­ан­сы. Если фран­цуз любит свою землю за то, что она по­ли­та потом и кро­вью по­ко­ле­ний, за тот труд, ко­то­рый с ней свя­зан, труд па­ха­ря и труд воина, то ан­гли­ча­нин любит свою землю как род­ной дом, как то место, с ко­то­рым у че­ло­ве­ка свя­за­ны не тя­го­ты по­все­днев­но­го труда, а ра­до­сти до­су­га. Образ ро­ди­ны для него — это об­не­сен­ный живой из­го­ро­дью па­ли­сад­ник под ок­на­ми, ко­то­рый он охо­ра­ши­ва­ет, ра­ду­ясь вос­крес­но­му дню. Имен­но эту из­го­родь, а не розу и не ан­тич­ную деву с тре­зуб­цем вла­ды­чи­цы морей сле­до­ва­ло бы счи­тать на­ци­о­наль­ным сим­во­лом ан­гли­чан.

Дей­стви­тель­но, Ан­глия — это цар­ство част­ной жизни, гер­бом ко­то­ро­го могло бы стать изоб­ра­же­ние из­го­ро­ди и девиз: «Мой дом — моя кре­пость».

Ан­гли­ча­нин под­со­зна­тель­но стре­мит­ся от­го­ро­дить свою част­ную жизнь от внеш­не­го мира. «Мы любим быть сами по себе» — гла­сит из­люб­лен­ная фраза. Какие бы от­но­ше­ния ни сло­жи­лись между со­се­дя­ми, каж­дый из них стро­го дер­жит­ся своей сто­ро­ны из­го­ро­ди. Даже если смеж­ные участ­ки не раз­го­ро­же­ны, гра­ни­ца их все равно со­блю­да­ет­ся, слов­но глу­хая стена. Когда дети по не­ве­зе­нию пе­ре­се­ка­ют эту не­ви­ди­мую межу, их тут же с из­ви­не­ни­я­ми за­би­ра­ют об­рат­но (пра­вом экс­тер­ри­то­ри­аль­но­сти поль­зу­ют­ся в по­доб­ных слу­ча­ях лишь такие свя­щен­ные для ан­гли­ча­ни­на су­ще­ства, как со­ба­ки и кошки).

С со­се­дя­ми при­ня­то дер­жать­ся при­вет­ли­во, пре­ду­пре­ди­тель­но, но без какой-либо фа­ми­льяр­но­сти, спо­соб­ной по­ка­зать­ся не­про­ше­ным втор­же­ни­ем в част­ную жизнь. Пер­вая за­по­ведь тут: не лезь в чужие дела. Ан­гли­ча­нин ин­стинк­тив­но от­но­сит­ся к сво­е­му дому как к оса­жден­ной кре­по­сти. Жи­ли­ще его как бы по­вер­ну­то спи­ной к улице. И если хо­зя­ин взду­ма­ет летом по­греть­ся на сол­ныш­ке, он все­гда уся­дет­ся по­за­ди дома, я не перед ним. Окру­жа­ю­щий мир дол­жен оста­вать­ся за по­ро­гом. За­явить­ся к зна­ко­мым за­про­сто, без при­гла­ше­ния или из­ве­стив их перед при­хо­дом по те­ле­фо­ну, здесь не при­ня­то. Не­ожи­дан­ный зво­нок у вход­ной двери — боль­шая ред­кость в Лон­до­не. Если такое и слу­ча­ет­ся, то обыч­но под Новый год, когда это могут быть либо сбор­щи­ки по­жерт­во­ва­ний на бла­го­тво­ри­тель­ные цели, либо рож­де­ствен­ские ви­зи­те­ры — раз­нос­чик газет, мо­лоч­ник, му­сор­щик, рас­счи­ты­ва­ю­щие на чае­вые к празд­ни­ку.

Дом слу­жит ан­гли­ча­ни­ну кре­по­стью, где он может укрыть­ся не толь­ко от не­про­ше­ных по­се­ти­те­лей, но и от на­до­ев­ших забот. Пе­ре­сту­пить ЭТОТ порог зна­чит для ан­гли­ча­ни­на пе­ре­ме­стить­ся в со­вер­шен­но дру­гой мир.

Ан­гли­ча­нин за по­ро­гом сво­е­го жи­ли­ща пол­но­стью осво­бож­да­ет­ся не толь­ко от по­все­днев­ных забот, но и от по­сто­рон­не­го на­жи­ма.

По­ня­тие пат­ри­о­тиз­ма имеет на каж­дом из бе­ре­гов Ла-Манша свои ню­ан­сы. Если фран­цуз любит свою землю за то, что она по­ли­та потом и кро­вью по­ко­ле­ний, за тот труд, ко­то­рый с ней свя­зан, труд па­ха­ря и труд воина, то ан­гли­ча­нин любит свою землю как род­ной дом, как то место, с ко­то­рым у че­ло­ве­ка свя­за­ны не тя­го­ты по­все­днев­но­го труда, а ра­до­сти до­су­га. Образ ро­ди­ны для него — это об­не­сен­ный живой из­го­ро­дью па­ли­сад­ник под ок­на­ми, ко­то­рый он охо­ра­ши­ва­ет, ра­ду­ясь вос­крес­но­му дню. Имен­но эту из­го­родь, а не розу и не ан­тич­ную деву с тре­зуб­цем вла­ды­чи­цы морей сле­до­ва­ло бы счи­тать на­ци­о­наль­ным сим­во­лом ан­гли­чан.

Дей­стви­тель­но, Ан­глия — это цар­ство част­ной жизни, гер­бом ко­то­ро­го могло бы стать изоб­ра­же­ние из­го­ро­ди и девиз: «Мой дом — моя кре­пость».

Ан­гли­ча­нин под­со­зна­тель­но стре­мит­ся от­го­ро­дить свою част­ную жизнь от внеш­не­го мира. «Мы любим быть сами по себе» — гла­сит из­люб­лен­ная фраза. Какие бы от­но­ше­ния ни сло­жи­лись между со­се­дя­ми, каж­дый из них стро­го дер­жит­ся своей сто­ро­ны из­го­ро­ди. Даже если смеж­ные участ­ки не раз­го­ро­же­ны, гра­ни­ца их все равно со­блю­да­ет­ся, слов­но глу­хая стена. Когда дети по не­ве­зе­нию пе­ре­се­ка­ют эту не­ви­ди­мую межу, их тут же с из­ви­не­ни­я­ми за­би­ра­ют об­рат­но (пра­вом экс­тер­ри­то­ри­аль­но­сти поль­зу­ют­ся в по­доб­ных слу­ча­ях лишь такие свя­щен­ные для ан­гли­ча­ни­на су­ще­ства, как со­ба­ки и кошки).

С со­се­дя­ми при­ня­то дер­жать­ся при­вет­ли­во, пре­ду­пре­ди­тель­но, но без какой-либо фа­ми­льяр­но­сти, спо­соб­ной по­ка­зать­ся не­про­ше­ным втор­же­ни­ем в част­ную жизнь. Пер­вая за­по­ведь тут: не лезь в чужие дела. Ан­гли­ча­нин ин­стинк­тив­но от­но­сит­ся к сво­е­му дому как к оса­жден­ной кре­по­сти. Жи­ли­ще его как бы по­вер­ну­то спи­ной к улице. И если хо­зя­ин взду­ма­ет летом по­греть­ся на сол­ныш­ке, он все­гда уся­дет­ся по­за­ди дома, я не перед ним. Окру­жа­ю­щий мир дол­жен оста­вать­ся за по­ро­гом. За­явить­ся к зна­ко­мым за­про­сто, без при­гла­ше­ния или из­ве­стив их перед при­хо­дом по те­ле­фо­ну, здесь не при­ня­то. Не­ожи­дан­ный зво­нок у вход­ной двери — боль­шая ред­кость в Лон­до­не. Если такое и слу­ча­ет­ся, то обыч­но под Новый год, когда это могут быть либо сбор­щи­ки по­жерт­во­ва­ний на бла­го­тво­ри­тель­ные цели, либо рож­де­ствен­ские ви­зи­те­ры — раз­нос­чик газет, мо­лоч­ник, му­сор­щик, рас­счи­ты­ва­ю­щие на чае­вые к празд­ни­ку.

Дом слу­жит ан­гли­ча­ни­ну кре­по­стью, где он может укрыть­ся не толь­ко от не­про­ше­ных по­се­ти­те­лей, но и от на­до­ев­ших забот. Пе­ре­сту­пить ЭТОТ порог зна­чит для ан­гли­ча­ни­на пе­ре­ме­стить­ся в со­вер­шен­но дру­гой мир.

Ан­гли­ча­нин за по­ро­гом сво­е­го жи­ли­ща пол­но­стью осво­бож­да­ет­ся не толь­ко от по­все­днев­ных забот, но и от по­сто­рон­не­го на­жи­ма.

По­ня­тие пат­ри­о­тиз­ма имеет на каж­дом из бе­ре­гов Ла-Манша свои ню­ан­сы. Если фран­цуз любит свою землю за то, что она по­ли­та потом и кро­вью по­ко­ле­ний, за тот труд, ко­то­рый с ней свя­зан, труд па­ха­ря и труд воина, то ан­гли­ча­нин любит свою землю как род­ной дом, как то место, с ко­то­рым у че­ло­ве­ка свя­за­ны не тя­го­ты по­все­днев­но­го труда, а ра­до­сти до­су­га. Образ ро­ди­ны для него — это об­не­сен­ный живой из­го­ро­дью па­ли­сад­ник под ок­на­ми, ко­то­рый он охо­ра­ши­ва­ет, ра­ду­ясь вос­крес­но­му дню. Имен­но эту из­го­родь, а не розу и не ан­тич­ную деву с тре­зуб­цем вла­ды­чи­цы морей сле­до­ва­ло бы счи­тать на­ци­о­наль­ным сим­во­лом ан­гли­чан.

Дей­стви­тель­но, Ан­глия — это цар­ство част­ной жизни, гер­бом ко­то­ро­го могло бы стать изоб­ра­же­ние из­го­ро­ди и девиз: «Мой дом — моя кре­пость».

Ан­гли­ча­нин под­со­зна­тель­но стре­мит­ся от­го­ро­дить свою част­ную жизнь от внеш­не­го мира. «Мы любим быть сами по себе» — гла­сит из­люб­лен­ная фраза. Какие бы от­но­ше­ния ни сло­жи­лись между со­се­дя­ми, каж­дый из них стро­го дер­жит­ся своей сто­ро­ны из­го­ро­ди. Даже если смеж­ные участ­ки не раз­го­ро­же­ны, гра­ни­ца их все равно со­блю­да­ет­ся, слов­но глу­хая стена. Когда дети по не­ве­зе­нию пе­ре­се­ка­ют эту не­ви­ди­мую межу, их тут же с из­ви­не­ни­я­ми за­би­ра­ют об­рат­но (пра­вом экс­тер­ри­то­ри­аль­но­сти поль­зу­ют­ся в по­доб­ных слу­ча­ях лишь такие свя­щен­ные для ан­гли­ча­ни­на су­ще­ства, как со­ба­ки и кошки).

С со­се­дя­ми при­ня­то дер­жать­ся при­вет­ли­во, пре­ду­пре­ди­тель­но, но без какой-либо фа­ми­льяр­но­сти, спо­соб­ной по­ка­зать­ся не­про­ше­ным втор­же­ни­ем в част­ную жизнь. Пер­вая за­по­ведь тут: не лезь в чужие дела. Ан­гли­ча­нин ин­стинк­тив­но от­но­сит­ся к сво­е­му дому как к оса­жден­ной кре­по­сти. Жи­ли­ще его как бы по­вер­ну­то спи­ной к улице. И если хо­зя­ин взду­ма­ет летом по­греть­ся на сол­ныш­ке, он все­гда уся­дет­ся по­за­ди дома, я не перед ним. Окру­жа­ю­щий мир дол­жен оста­вать­ся за по­ро­гом. За­явить­ся к зна­ко­мым за­про­сто, без при­гла­ше­ния или из­ве­стив их перед при­хо­дом по те­ле­фо­ну, здесь не при­ня­то. Не­ожи­дан­ный зво­нок у вход­ной двери — боль­шая ред­кость в Лон­до­не. Если такое и слу­ча­ет­ся, то обыч­но под Новый год, когда это могут быть либо сбор­щи­ки по­жерт­во­ва­ний на бла­го­тво­ри­тель­ные цели, либо рож­де­ствен­ские ви­зи­те­ры — раз­нос­чик газет, мо­лоч­ник, му­сор­щик, рас­счи­ты­ва­ю­щие на чае­вые к празд­ни­ку.

Дом слу­жит ан­гли­ча­ни­ну кре­по­стью, где он может укрыть­ся не толь­ко от не­про­ше­ных по­се­ти­те­лей, но и от на­до­ев­ших забот. Пе­ре­сту­пить ЭТОТ порог зна­чит для ан­гли­ча­ни­на пе­ре­ме­стить­ся в со­вер­шен­но дру­гой мир.

Ан­гли­ча­нин за по­ро­гом сво­е­го жи­ли­ща пол­но­стью осво­бож­да­ет­ся не толь­ко от по­все­днев­ных забот, но и от по­сто­рон­не­го на­жи­ма.